Бабушка Рита
В нашей семье понятием «война» мерялось время — до войны, после войны. Только после смерти бабушки, читая дневники, я узнала, что она тоже могла уйти на фронт. Стало страшно, когда представила, что жизнь всей нашей семьи сложилась бы совсем иначе, и меня могло не быть на свете...
22 июня 1941 года вместе со своими сокурсниками по библиотечному техникуму бабушка отмечала выпускной. Концерт, танцы, прогулки по ночному городу... Идиллию прервал голос Молотова из репродуктора: «Сегодня без объявления войны...»
Новоиспеченной библиотекарше пришлось получать путевку в жизнь в суровые военные годы. 18-летней девчонке выписали направление в село Малое Нагаткино, определили на квартиру. Бабушка рассказывала, что хлеб с первых дней войны стали выдавать по карточкам – 500 граммов на два дня, потом 400, а затем и вовсе отменили. Война проверяет людей не только на прочность, но и на человечность, вытаскивая из них многое, что не проснулось бы в мирное время. Мы не знаем, какой была бабушкина хозяйка до войны, но в 1941-м она воровала у своей квартирантки привезенную из дома картошку.
Крохотной зарплаты хватало на то, чтобы купить продуктов на рынке на несколько дней. До следующего жалованья – голод до обморока. Как-то в село прибыл инструктор из райкома партии и стал беседовать с работниками о том, как живется. Увидев библиотекаршу с ввалившимися щеками, поинтересовался: «Не голодаешь?» У бабушки выступили на глазах слезы. Партиец поговорил с директором клуба и «молодому специалисту» выписали немного муки. Ее хватило на два каравая хлеба – эти сухари бабушка «растягивала» целый месяц...
Когда вернулась в родное село Степановка, ее как комсомолку по распоряжению райкома призвали в морфлот. Бабушка прошла комиссию и оказалась годной к службе. Пришла к родителям с новостью и впервые увидела, как плачет отец. Собрали вещмешок с кружкой, ложкой и сменным бельем. Провожали всем селом. Одна из школьных подруг сказала: «Ты положила начало». У военкомата бабушку встретил военрук: «Рита, иди и спокойно работай. Оставлена до особого распоряжения». Позже он признался, что просто пожалел девчонку. Мать, моя прабабушка Пелагея, крестилась и плакала: «Какую ты радость нам сообщил, сынок!». Она не знала, что в это время война уже отобрала у нее сына – скорее всего, он погиб в первые дни, до сих пор числится пропавшим без вести.

Анатолий
Все мои родственники разных возрастов, говоря про бабушкиного брата, называют его исключительно Анатолий. Не Толя, не дядя. Именно Анатолий. Мы знаем его по фотографиям. В военной форме он настолько красив и статен, что уменьшительное «Толя» как-то неуместно. А обзавестись приставкой «дядя» он так и не успел. Пропал без вести в 1941-м. Анатолию было двадцать.
Кроме фотографий осталось письмо. Его бережно хранила прабабушка, потом бабушка...Тетрадный листок в линейку датирован 18 июня 1941 года. Это последнее известие от бабушкиного брата, написанное им в вагоне поезда. Чернильные строчки выцвели настолько, что смысл большинства фраз приходится угадывать: «Здравствуйте, папа и мама! Шлю я вам свой горячий привет с пожеланием самых лучших успехов... Сейчас я закончил училище и выехал на запад, на Украину. После окончания училища нам выдали обмундирование на сумму около 2000 рублей. Собрали нас так, как не собирают родители своих детей в дорогу. Мама и папа, ваши деньги я получил. Спасибо, что не забываете меня. Я, конечно, тоже не забуду вас, теперь уже говоря, что я останусь в армии пожизненно...»
«Трясясь в прокуренном вагоне», Анатолий не подозревал, насколько пророческими окажутся его слова. Он навсегда остался военным. Выпускник офицерских курсов, видимо, попал в пекло сразу и погиб в первые же дни войны. По крайней мере, вестей от него больше не было.

Дядя Вася
Приговор «пропал без вести» значится в Книге памяти Ульяновской области и рядом с именем Василия Ермохина – брата моего деда по материнской линии. Увы, сведения о его военной биографии не сохранились. Но с судьбой дяди Васи связана одна из легенд нашей семьи, история практически мистическая. После войны его жена тетя Маня осталась одна с маленьким сыном. Оплакивая любимого, замуж так и не вышла, в глубине души ожидая чуда: формулировка «пропал без вести» всегда оставляет надежду. Прошло более десяти лет со дня Победы, и у калитки появился мужчина в потрепанной военной одежде. Тетя Маня посмотрела на него и обмерла: Василий. Приглядевшись, засомневалась – все-таки прошли годы, да и гость вел себя так, будто они незнакомы. Поинтересовался, не нужно ли вырыть колодец – тогда по деревням мастера такого толка ходили сплошь и рядом, рытье колодцев было надежным заработком. Женщина отказалась. А закрыв дверь, опомнилась – почему не окликнула, ведь это он, ее муж. Выбежала на улицу почти сразу же, но мужчины и след простыл. Кинулась по соседям, спрашивала, не приходил ли кто, не искал ли работы. Но незнакомца никто не видел...

Дедушка Василий
«Землю Рябов видел и через прицел пулемета, израненную пулями, и с мостика комбайна, плодоносящую щедрым колоском». Эта кажущаяся теперь слегка пафосной фраза – из статьи советских времен о моем дедушке Василии. Он воевал с первого до последнего дня войны. И знал ее, как никто другой, потому что шагал по фронтовым дорогам пехотинцем. Дважды дед был тяжело ранен. Первый раз в грудь попал осколок снаряда, второй — прошило автоматной очередью ноги. Железного «гостя» весом в 19 граммов дедушка носил в груди двадцать лет после войны. А потом осколок «заворочался», стал беспокоить. Оперировали фронтовика в московской клинике. Довелось ему лечиться вместе с Андрианом Николаевым и даже подружиться с прославленным космонавтом. Пути Господни неисповедимы – годы спустя сын, мой папа, попал служить на космодром Байконур, встретился с Николаевым и передал ему привет от «соседа» по госпиталю. А фотография того осколка, что чудом не задел сердце, хранится в нашей семье.

Дедушка Миша
Дед, с которым я выросла. По утрам он укрывал мою кровать тюлевым пологом, чтоб ни одна муха не подлетела, и колдовал на кухне над завтраком. Рассказы о военном прошлом я вытаскивала из деда клещами. А прошел он три войны – финскую, Отечественную, японскую. Почти перед дедушкиной смертью мы сумели-таки немного разговорить его, втайне включив магнитофон. Эту пленку не можем послушать до сих пор, хотя с того дня, как деда не стало, прошло 16 лет. Слишком тяжело слышать родной голос. Кадровый военный, в 1939–40 годы он брал линию Маннергейма, обеспечивая безопасность Ленинграда от белофиннов. Войну с фашистской Германией помнил с первой секунды – в июне сорок первого служил командиром роты артиллерийского взвода в Западной Белоруссии. Позже командовал батареей на 4-м Украинском фронте, затем на 3-м Белорусском. Перенес три тяжелых ранения, которые давали о себе знать всю жизнь. После боев в Восточной Пруссии, взятия Кёнигсберга и Фишхаузена дед и его боевые товарищи первыми вышли к Балтийскому морю – в доказательство набрали бутылку воды и отправили командующему фронтом.
Во время войны родные получили письмо от дедова фронтового друга, что его товарищ погиб. Говорят, те, кого оплакивают ошибочно, живут долго. Дедушка Миша прожил 87 лет.
Кавалер трех орденов, он дошел до Берлина, а после победы был направлен на восток для разгрома многомиллионной Квантунской Армии. Вспоминал, что японцы были настоящими камикадзе – не чувствовали боли, не боялись смерти и лезли отовсюду, как тараканы. Но и русские, говаривал дед, не лыком шиты.